Издательство: ГОНZО, 2011

Вес: 760 г.

Твёрдый переплёт, 896 стр.

Сценаристов даже самых удачных фильмов вспоминают редко. Чаще звучат имена режиссеров и актеров. Но когда речь идет о таких событийных лентах, как "Дети чугунных богов", "Дикое поле", "Окраина" прежде всего говорят о Петре Луцыке и Алексее Саморядове. Такой России в нашем искусстве еще не было.
В данную книгу наряду с киносценариями вошли и их сказки.

Содержание:
Дюба-дюба
Праздник саранчи
Кто-то там, внутри...
Утро XXI века
Дети чугунных богов
Северная Одиссея
Мутант
Анна
Ветер
Добрые люди
Окраина
Дикое поле
Сказки

Сегодня уже никто не может вспомнить, как возник этот творческий тандем Луцик — Саморядов. Их никто не помнит по отдельности. На третьем курсе их попросили доработать сценарий двух последних серий телефильма "Государственная граница". Сценарий они написали, но их фамилии в титрах так и не появились. Впоследствии Саморядов и Луцик не раз сами просили снять их имена с титров: не хотели подписываться под неудачным с их точки зрения воплощением сценария на экране. "Надежда российского кино", "революционеры отечественного кинематографа" — эти эпитеты прессы Алексей Саморядов и Петр Луцик получили в начале 90-х вместе с целым рядом престижных кинопремий за картины, созданные при их участии, "Савой", "Дюба-дюба", "Дети чугунных богов", "Гонгофер", "Лимита" — на жизненном материале первых лет перестройки вместо "чернухи" друзья создавали эпос, пронизанный романтикой и любовью к простому человеку.
На ялтинском «Кинофоруме» в январе 1994 года Алексей Саморядов трагически погиб, перебираясь с соседнего балкона на балкон своего гостиничного номера.
Смерть друга была для Петра страшным ударом, он мучился, казнил себя и надорвал без того некрепкое сердце. Уже после смерти Саморядова, в 1998 году Петр Луцик снял по их совместному сценарию фильм «Окраина». Но, наверное, самой запомнившейся работой Алексея Саморядова и Петра Луцика стали ролики социальной рекламы «Русский проект» ОРТ, снятые Денисом Евстигнеевым. Сюжет у Мавзолея «Дима, помаши рукой маме!» знает без преувеличения вся страна.
Петр Луцик умер во сне, в 41 год, от сердечного приступа.

Дмитрий Нерозник. Дикое поле экспериментов русских историй Петра Луцика и Алексея Саморядова.
Не решаюсь сказать, будет ли это справедливо сейчас, но в девяностые дуэт Петра Луцика и Алексея Саморядова стал исключительным для российского кинематографа случаем культа авторов сценария. Были сценаристы не менее и, быть может, даже более талантливые, признанные профессиональным сообществом и знаменитые для широкой общественности – Миндадзе, Арабов, Литвинова, – но, в любом другом случае, говорить о культе было бы неуместно.

А Луцик и Саморядов – они были именно культовыми, и если другие авторы могли опереться на поставленные не последними режиссёрами по их сценариям фильмы (Арабов – Сокуровым, Миндадзе – Абдрашитовым, Литвинова – Муратовой), то культовый статус Луцика и Саморядова сложился словно вопреки (хотя в не меньшей степени – благодаря) обстоятельствам. Всего пять полнометражных фильмов, снятых в период творческой деятельности дуэта – с 1990 по 1994 год, все – разными режиссёрами, и для каждого его работа стала дебютной в большом кино (и последней для Бахыта Килибаева, постановщика «Гонгофера», и Михаила Аветикова – тот при поставке фильма, получившего название «Савой», столь свободно обошёлся со сценарием «Праздник саранчи», что его авторы потребовали снять их имена с титров). Все фильмы в том или ином отношении не идеальны, а наибольшее признание получил категорически непринятый самими сценаристами фильм «Дети чугунных богов»: режиссёр венгр Томаш Тот в былинном повествовании Луцика и Саморядова, содержательно (пусть – не стилистически) мало отличающемся от любого классического европейского эпоса – от «Аргонавтики» до «Нибелунгов» и «Калевалы», – увидел лишь исполненную беспросветным мраком историю оставленных на периферии жизни и страны маргиналов, коротающих бытие в разной степени криминальности досуге.

Ещё – лучший фильм (опять-таки – дебют в полном метре), оставшийся единственным опытом адекватного перенесения на экран кинопрозы Луцика и Саморядова, поставленный самим дуэтом в лице той его половины, что оставалась ещё среди живых (при всей абсурдности фразы, не будем забывать, что в титрах «Окраины» Луцик не стал отделять Саморядова, загоняя его имя в траурную рамку, от себя, живущего).

Ещё – фильм по, общепризнанно, лучшему их сценарию, поставленный, когда не только самих авторов, но и воспетого ими мира не осталось.

И – всё. Кажется, культовый статус достался бы авторам, останься «Окраина» единственным фильмом по их сценарию. (Было удивительным осознать в какой-то момент, что на самом-то деле ты давно уже был знаком с творчеством сценаристов: «Савой» и «Лимиту» часто показывали по несуществующему сейчас омскому телеканалу «АКМЭ».) Или даже если бы не было и его.

Но, повторимся – тогда, в девяностые. В этом отношении примечательна реакция на снятый уже в 2008 году фильм «Дикое поле», откровенно высказанная во время программы «Закрытый показ» ведущим А. Гордоном, всё требовавшим ответа, стоило ли столь скрупулезно переносить на экран сценарий, воссоздающий атмосферу девяностых, а в финале обсуждения и вовсе назвавший фильм «дешёвкой», продемонстрировав тем самым избыточную, на мой взгляд, для человека, поставившего впоследствии «Огни притона», свободу суждений.

В моих глазах события последнего времени говорят о справедливости того, как фильм «Дикое поле» был при первом просмотре воспринят мной (в то время прочитать сценарий возможности не имевшего), нежели А. Гордоном: передающим дух не отдельного десятилетия, более ли длительного этапа в русской истории, но её самой, всё блуждающей, словно по заколдованному кругу, по бескрайнему полю (а русская история – всегда поле, степь, простор, и семантическая избыточность «Левиафана» в том, что А. Звягинцев делает вид надвигающегося конца, вынося повествование на берег океана – и без того, конец мира), застигнутая бураном, заметающим следы и сбивающим с пути – через набор одних и тех же обстоятельств, в одной из умкиных песен переданных формулой «перестройка, перестрелка и опять застой»..

Взращенный в, я думаю, вполне благоустроенной атмосфере А. Гордон всерьёз может полагать, что переданные в «Диком поле» реалии действительно были актуальны для нашей страны лишь на определённом и уже прошедшем этапе развития. На мой взгляд, сценарии Луцика и Саморядова «сельского цикла» (используем такую формулировку, чтобы отделить, как правило, поздние их работы от тех, с которыми они начинали путь в профессии, – те, что вполне можно назвать «городскими» драмами и триллерами) не имеют однозначной ни временной, ни географической идентификации. В поставленной в стилистике тридцатых «Окраине» звучит: «Я, к примеру, войну люблю. По мне б хоть всю жизнь воевал, только по-честному, чтоб добыча, чтоб слава, чтоб золотыми червонцами награждали или землёй с людишками…» – словно все времена сошлись воедино. И «Дикое поле» так же легко, как воспоминание о прошлом, трактовать и как постапокалиптику – уж в этом отношении российская история исключительно постоянна.

Точно так же «Дикое поле», чьё название прямо указывает на конкретный регион, избавлено от каких-либо однозначно приднестровских реалий и пространство его кажется тем же, что и в «Окраине» – степи Южного Урала.

Это при том, что среди второстепенных персонажей «Дикого поля» встречаются уже известные нам по «Окраине» Филипп Ильич и его племянник Панька Морозов – ещё мальчик. Но не стоит думать, что это прямое указание на связанность двух историй: Филипп Ильич проходит едва ли не через половину всех сценариев Луцика и Саморядова (его мы встретим и в «Детях чугунных богов», и в поистине эпической «Северной одиссее»). А в нереализованных «Добрых людях» Панечку Морозова и вовсе убивают на первых страницах, задолго до того, как будет упомянут дед Симавин – тот, которого в «Окраине» рвал зубами на куски Колька Полуянов, а самое главное – «инженер геологов за сто рублей согласился дать в управление другие анализы, признавшись, что он сам в душе крестьянин». Скорее, это всё та же замкнутая повторяемость историй, свершающаяся с одними и теми же персонажами в новых жизнях, или же вовсе параллельных друг другу – как в поднявшейся буре разобрать, где что творится и когда.

Ведь вместе с тем это пространство – абсолютно ограниченное и на себе замкнутое. Луцик и Саморядов в своих сценариях исчерпывающе передали анархическую природу российского мироустройства. Характерно, что властные институты здесь нивелированы и дискредитированы: в «Добрых людях» чиновники всё вставляют палки в колёса только разогнавшейся крестьянской вольнице, в «Окраине» – бывшие партработники первыми продают «Родину» (а если не ограничиваться колхозом, то кавычки можно опустить), в «Диком поле» один из фермеров бросает в лицо участковому, что его власти здесь больше нет. И если с внутренними конфликтами жители этого пространства худо-бедно ещё могут разобраться, то вторжение извне оборачивается проблемой, разрешить которую получается лишь самым радикальным образом: это и геологические разработки в «Окраине», и напавшие на фермера залётные урки в «Диком поле», новоявленная мафия в «Добрых людях» и «Празднике саранчи»… «Война бы скорее началась, что ли! <…> …всё равно с кем, всё веселее жить!» – говорит один из персонажей «Дикого поля». С одной стороны, словно кличет её, как мать родную, с другой – говорит о ней как о стихии, которая может начаться сама по себе, призывая, лишь бы избыть это чувство ожидания неизбежного.

При чём отсутствие какой бы то ни было власти над собой: «если он придет, он придет именно сюда, и тогда я кое-что скажу! <…> Я его спрошу, отвернулся Ты от русских или не отвернулся? Если отвернулся, то зачем не убил нас всех разом? Зачем оставил таких, какие мы есть? <…> Если не отвернулся, то почему молчишь так долго? Почему не слышно Тебя? Мы вот тут стоим одни, а Тебя не слышим!» С этой заброшенностью каждый справляется сам, как может, жизнь опрощается, от чего прорываются в ней какие-то почти варварские, языческие образы. Так и врач Митя, главный герой «Дикого поля» лишь однажды спасает своего пациента «по-настоящему», а на развивающимся над его домом белым флагом не видно креста.

Так и для главного героя «Дикого поля» – вроде бы и чужого здесь – ожидание ангела, явившегося ему на границе неба и земли, разрешается явлением бродяги-дегенерата («идиот» – так он назван в самом сценарии), пришедшим словно для того лишь, чтоб – вслед за невестой героя (которая ведь врёт, что вышла замуж) – подтвердить, что ждать оттуда нечего.

Когда во время уже упоминавшегося выпуска «Закрытого показа» А. Гордон спросил исполнившего главную роль Олега Долина, как тому кажется, выживет ли его герой, тот ответил, что, судя по всему, нет. Мне же показалось, что лишь сейчас – насильным образом избавленный от каких-либо надежд – герой начнёт жить. Как оказалось, Михаил Калатозишвили, хоть и сделал всё, чтобы максимально точно передать сценарий в фильме, из финала исключил один момент. Там, где в фильме герой лишь шепчет мимо спасающих его людей «Забери меня отсюда. Домой хочу» – быть может, образу всё той же невесты, – в сценарии «кто-то склонился над ним. Чьи-то руки приподняли ему голову. Он открыл глаза и увидел чёрную бескрайнюю степь и чёрное небо над степью. Митя смотрел на лицо и склонившегося, как смотрят на то, что видят впервые и не знают, что это такое.

– Тебе больно, это пройдёт, – сказал склонившийся, и лицо его было словно вырублено из камня.

– Я устал, – тихо сказал Митя. – Забери меня. <…> Я не хочу, – прошептал он склонившемуся над ним с вырубленным, как из камня лицом. – Я ничего не хочу. Мне здесь хорошо.

– Иди, уже пора…»

И в самом финале смещён акцент. Следя за несущими Митю людьми, не знающий глаз не сразу заметит, что над его домиком вновь вместо чёрной рубахи, вывешенной самим героем, опять развивается белый флаг.

Вообще, белый флаг – прежде всего знак не поражения, а примирения.

P.S.: сборники сценариев Луцика и Саморядова выходили лишь дважды. В 1996 году, т. е. ещё при жизни Луцика, в издательстве «Квадрат» вышла книга «Праздник саранчи», в котором были опубликованы 8 сценариев. В 2011 году – когда не осталось уже никого – екатеринбургское издательство «Гонзо» выпустило сборник «Дикое поле», в котором помимо 12 сценариев, были опубликованы и крохотные, подчас – недописанные сказки. Удивительно то, что книга Луцика и Саморядова не вышла в курируемой «Сеансом» амфоровской серии «Библиотека кинодраматурга».